Пока учился в Херсонском пединституте на филфаке, в голову даже и не пыталась закрасться мысль, что придется работать в школе. Ну никак не мог я себя представить в роли учителя, хоть убей. А вот журналистом мог. Поэтому, получив после окончания распределение в Новую Каховку, долго не заморачивался и вместо гороно пошел трудоустраиваться в городскую газету. Тем более, что меня там знали, да и вакансия вроде была.
Стоял жаркий июль. В качестве стажера в отделе писем чего-то писал, точно помню первый материал – «Профілактика сказу», высокохудожественный выдался текст с правильной социальной направленностью. И вот уж август наступил. Редактор готов меня взять официально, но нужно получить открепление - специальную бумаженцию из городского отдела образования, что они нее против перевода молодого специалиста в городскую газету «Нова Каховка».
Гонял он нас, как коз сидоровых, поэтому историю со всеми датами партсъездов и всякой другой дребеденью знали на зубок. Короче, прихожу такой весь на понтах к завгороно и на правах любимчика, которому много что позволено, сразу беру с места в карьер:
– Николай Иванович, меня приглашают работать в газету, дайте, пожалуйста, открепление.
И в качестве убойного аргумента выдаю:
– Все равно в сентябре меня в армию призовут, так что не работать мне в школе по-любому.
Нужно сказать, что военной кафедры в Херсонском пединституте не было, точнее, была, но только для девчат. Они что-то военное изучали, медицину что ли, а у нас - у парней - раз в две недели пока девчата ходили в институт в рубашках цвета «хаки», был дополнительный выходной. Расплата наступала уже после окончании института: тогда не служившие выпускники призывались рядовыми в доблестную Советскую армию, где 18 месяцев отдавали долг Родине.
Выслушал мою исповедь, завгороно сердито так сверлит меня взглядом из-под очков и холодно говорит командирским голосом:
– Вот направление в школу №9, и ни в какую газету ты не идешь. А что касается армии, - иди работай, а когда призовут, тогда и пойдешь служить.
Мои журналистские перспективы вмиг улетучились. Зная крутой нрав Николая Ивановича, я понял, что спорить бесполезно. К такому повороту судьбы я готов не был и с поникшей головой побрел на выход. А в зад еще и получил пинок доброй такой фразой:
– Подстригись! Встретимся на августовской педконференции во Дворце культуры. И чтобы был готов к выступлению, как мой ученик!
«Да щас!» – зло подумал я и тихонько закрыл дверь.
Делать было нечего – нужно было идти сдаваться директору. Но хотелось как-то нашкодить, если не завгороно, то хотя бы руководителю школы. Поэтому ноги направились в парикмахерскую, где с помощью знакомой профессионалки сделал себе фигурную прическу в стиле припанкованного придурка со сбритыми висками. Дома вырядился в джинсовые шорты и такую же жилетку на голое тело - и зашагал в школу.
В школьном дворе было затишье перед бурей. Тихо! Ни души. Только возле цветов ковырялся какой-то мужик лет 40, в джинсах, усах и длинных волосах. "Садовник", – подумал я и бодро так вопросил, тряхнув своими длинными жидкими волосиками:
– Я директор, – ответил «садовник» и, смерив меня взглядом с головы до ног, утвердительно так поинтересовался: – А ты наш новый учитель русского языка и литературы, как я понимаю?
Вот так мы и познакомились. В кабинете я узнал, что у меня будет три пятых класса, три восьмых и девятый, а бонусом – еще и классное руководство в 5-В. А с армией – будет как будет. Сначала нужно попахать на педагогической ниве.
Первого сентября домой из школы принес два ведра цветов, которые отдал маме. Дезертировать с учительского фронта не удалось ни летом, ни осенью, ни зимой. И только весной после 3-й четверти мне таки удалось сбежать в армию из школы. Но это была уже совсем другая история.
